Автор: скрыт
Использованная заявка: нет
Рейтинг: PG-13
— Помнишь, как добросовестно Гингема ела мышей и закусывала пиявками?
Филин строго смотрел на Урфина, ожидая ответа. Тот поморщился.
— Чушь, – наконец изрёк Джюс. – Вдруг бы ей разонравилось? Тогда что?
— Волшебная сила покинула бы её, – Гуамоко задумчиво покачал головой. – Как её сестрицу Бастинду. Многие волшебники потеряли могущество...
— Навсегда? – усомнился Джюс.
— Навсегда, – отрезал филин.
— А если снова наесться мышей, пауков, всей этой дряни?
— Не поможет. Да и не заставишь уже. Утратив волшебную силу, колдун превращается в обычного человека. Теряет душу, теряет память, и словно начинает жизнь сызнова. От прежнего остаётся лишь тело. А простому человеку мышами питаться несподручно...
— Брр, – Урфин содрогнулся. – Уж лучше тогда и не начинать. Пропустишь однажды «обед», а к ужину имени своего не вспомнишь.
— Ну, не так быстро, – ободрил его филин. – Бывает, уходят годы. Мой прадед, Каритофилакси, рассказывал, что в древние времена одна старая фея совсем выжила из ума. Чуть не полвека хвоста мышиного в рот не брала. Забыла, кто она и откуда. И совсем были плохи дела, да спас её яд сколопендры. Чёрная сколопендра – великая редкость в нашей стране. Её укус – последнее средство. Всё остальное бессильно.
— Нашёл, чем утешить, – криво усмехнулся Урфин. – Сколопендры мне не хватало. Нет уж, Гуам. Хоть ты что, а травиться не буду.
Филин не удостоил его ответом.
Меора давно потеряла счёт времени. Путь казался бесконечным, необозримым. Усталость объяла тело. Но останавливаться нельзя. Слишком долго она ждала, чтобы теперь отступиться. Слишком долго двигалась к цели. А сколько опасностей пройдено! Быть может, другие погибли, разуверились, предали... забыли священный долг... Что ж, если даже она последняя, кто ещё что-то может – тем лучше! Тем величественнее будет её подвиг, тем достойней победа!
Преодолев приступ слабости, Меора заставила своё измученное тело шевельнуться. Вперёд, вперёд! Нельзя терять ни минуты!
Тронный зал напоминал поле боя. Праздничные столы были сломаны, окна разбиты. В лучах заходящего солнца изумруды отливали зловещим лиловым блеском. Безмолвие окутывало дворец, и даже с улицы не доносилось ни звука.
Победители, гости – все лежали вповалку. Искорёженный Дровосек, лицом вниз, был словно придавлен к полу неведомой силой – пальцы рук его были расплющены. Знаменитый топор, с обугленной рукояткой, валялся поодаль. Рядом лежала Энни, в лице её не было ни кровинки. Верный Тим, казалось, протягивал руки, чтобы в тот последний ужасный миг защитить подружку. Конечно, он не успел. Всё произошло слишком быстро.
А вот и Альфред. Наверное, он даже не понял, что случилось. Был поглощён раздумьями о химических формулах или ещё каких-нибудь загорских премудростях. Наука великая вещь – но что она может против настоящего колдовства?
Правее лежал Ментахо. Камзол его был изодран. Орден за доблесть, проявленную в плену у Пришельцев, тускло поблёскивал. Скоротечна мирская слава!
Останки Трижды Премудрого виднелись у самого трона. Солома, солома! Чудо, что он не сгорел. И как странно смотреть на него теперь – смотреть другими глазами. Знакомец – и в то же время чужак. Бедный Страшила! Ведь ты не должен был дожить до этого дня. Ты умер ещё тогда, давно, много лет назад. В судьбе твоей была поставлена точка. Но ты выкарабкался, вопреки всему выжил. Как и твои друзья. Сколько раз им спасали жизнь! А хороший вопрос: справедливо ли отнимать подаренное? Вот Дровосек, например... Правитель Мигунов... Впрочем, какой он теперь правитель, и кому нужна справедливость?
...Соломинка, покружившись в воздухе, бесшумно опустилась на нижнюю ступеньку трона. Память о Трижды Премудром. Он провёл здесь пятнадцать лет. Восседал горделиво, осанился, издавал указы. Трон помнит многое. Было время, здесь сиживал Урфин. А ещё раньше – Гудвин, Великий и Ужасный.
Где они теперь? Ненавистный обманщик давно покинул страну. А Урфин? Не его ли окровавленный череп скалится во-он в том углу? Или то Дин Гиор? Ведь он тоже грел трон, пока чучело странствовало. Этот трон словно сам поджидал хозяина, отгонял неугодных, отторгал недостойных. Готовился много лет ко дню торжества и триумфа.
Это день настал!
На троне стоял телевизор – чудесный ящик из розового дерева. За серым стеклом затаилась мгла.
Неспешным шагом, стараясь не споткнуться о распростёртые тела, маленький человечек подошёл к трону. Одним движением отбросил в сторону ворох соломы. Затем преклонил колени.
— Бирелья-турелья, – с насмешкой сказал он. – Знала бы фея Стелла, кто исполнял её просьбы! Впрочем, откуда ей? Красавица в ту пору была ещё в колыбели.
Человечек поднёс к лицу руку. На запястье чернела едва заметная ранка, вокруг которой запеклась кровь.
— Спасибо, Меора, – сказал человек в пустоту. – Ты сделала своё дело. Дальше я справлюсь сам.
Он потянулся в сторону, туда, где лежал Дровосек. С большим трудом вытащил из железных безжизненных рук тяжёлый топор. А потом встал, размахнулся, и обрушил неотвратимый удар в самую середину матового стекла телевизора.
Тонкий звон разлился по дворцу. У человечка заложило уши. Стекло брызнуло во все стороны.
И тогда из разбитого ящика хлынула на ступеньки трона мутная тёмная жидкость.
Девчонка рыдала. Слёзы градом катились по её лицу.
— Не надо, – он беспомощно обнял её за плечи. – Не плачь. Тебе теперь плакать нельзя.
Её худенькое тельце сотряслось от непереносимой муки.
— Всё кончено, – выговорила она, запинаясь. – Они меня прокляли. Понимаешь?! После всего! После всех обещаний!
— Ну что ты... – он легонько погладил её по голове. Золотистые волосы разметались. Ему показалось – или в них и впрямь уже проступила чернота?
Она плакала ещё долго, а он стоял рядом с ней, не зная, что сделать, как утешить...
— Я тебя никогда не оставлю, – шептал он.
Она передёрнула плечами:
— Не говори так!
— Почему?!
— Нет веры клятвам, – её голос был глух. – Те двое тоже клялись. «Вместе навеки, нерушимая страсть»... Чувства остывают, знаешь ли. И любовь превращается в колючую тусклую злобу. Им надоело. Они не хотят больше помнить о прошлом. Я для них как бельмо на глазу. За это они меня и прокляли. Сгину, освобожу место. Не обо мне им теперь тошно вспоминать, а о своей былой слабости, о словах, что обернулись пустышкой. Лучше бы просто убили, чем так. Всё было б легче...
Он тяжело вздохнул, но она поняла это по-своему.
— Ты ведь тоже уйдёшь, правда? Я быстро состарюсь, стану гадкой уродиной, моя молодость никогда не наступит. Забьюсь в глухую пещеру или схоронюсь в четырёх стенах, там, где сухо, где ни единой капли, ни единой слезинки. Ты устанешь от меня очень скоро. Уходи лучше сразу. Беги! Прочь! Только, ради всего что было... не проклинай меня хотя бы ты...
— Я никогда... – начал он, но гневный взмах руки заставил его замолчать.
— Не спорь, – велела она. – А то мне ещё горше. Видишь, слёзы текут. Сокращают мой век. – Девчонка шмыгнула носом – не то усмехнулась, не то всхлипнула.
— Может, всё не так быстро, – прошептал он. – Ты не плачь. Проклятие штука долгая. Мы придумаем что-нибудь, найдём способ...
— Где уж... – она бессильно махнула рукой.
— Я читал одну книгу. Ты только верь мне... Пожалуйста!
— Будет больно...
Он помедлил, потом сказал:
— Другого способа нет. Ты знаешь. Мы так долго готовились.
Она вздохнула.
— Сильно я изменилась? Страшилище, да?
Он не отвёл глаза. Погладил её по руке.
— Ты, главное, верь мне. Верь, как верила все эти годы.
— Паучий отвар пить не так было страшно, – она поморщилась. – И ты подавал пример. Мы оба стали волшебниками. А теперь я одна...
— Но кто-то же должен закончить начатое, – возразил он. – Когда тебя не станет, проклятие будет повержено. Но какой в этом прок, если некому будет вернуть тебя к жизни?
Она в задумчивости прошлась по комнате.
— Ты прав. Но ведь ты всё забудешь? Мы оба забудем...
— Подуй в свой свисток. Призови эту нечисть. Дай приказ сколопендрам. Когда память вернётся, я исполню то, что задумано.
Они долго молчали, потом обнялись крепко-крепко.
Затем она поднесла к губам свисток и четырежды коротко свистнула. Воздух зашумел от шелеста крошечных чёрных существ. Паркет покрылся колышущимся живым ковром. И самой первой на зов явилась Меора.
— Что с ним будет потом? – она с неприязнью взглянула на ящик.
— Обменяем у Стеллы на Шапку. У неё он будет в сохранности. Пропитается, так сказать, вечной юностью. Так гласит книга.
— А потом?
— Книгу сожжём. Всё забудем. Останется лишь ждать своего часа.
Она невольно бросила взгляд на большие настенные часы.
— Пора, – сказал он. – Прощаться не станем. Незачем.
— Поколдуй, чтоб не больно, – упавшим голосом попросила она.
Лестар кивнул и, припомнив несложное заклинание, вытащил острый блестящий нож.
Звон стекла понемногу затих. Последние капли мутной жидкости сбежали к подножию трона. В глубине расколотого ящика, на серебряном блюде, лежал глаз. Всевидящее око. Всё, что осталось от великой колдуньи Бастинды.
На мгновение Лестар почувствовал робость. Колдовские способности возвращались постепенно, и нужные слова перепутались в уме. Как бы не ошибиться!
Вспоминая с чего начать, Лестар нерешительно протянул руку – и глаз внезапно подмигнул ему, словно безумный шутник.
Лестар вздрогнул. Голова прояснилась. Слова пришли сами. Громко, нараспев, он заговорил.
Юная девушка в ужасе озиралась по сторонам. Полумрак зелёной сводчатой комнаты, распростёртые тела на полу, сгорбленный седой старик, скорчившийся у её ног – всё внушало ей страх.
— Кто вы? – с замирающим сердцем спросила она старика. – Что здесь случилось?
— Ты меня не узнала? – изумлённо прошептал он. Шатаясь, поднялся. Взглянул на свои ладони, провёл рукой по лицу – морщинистому, увядшему, старческому... – Но ведь...
— Впервые вас вижу, – пролепетала девушка. – Где я? Что происходит?
По щекам Лестара потекли слёзы, оставляя на коже глубокие борозды. Пока он плакал, беззвучно, безутешно, девушка подошла к окну. На горизонте разгоралась заря.
— Край неба алеет, – удивлённо проговорила девушка. – Какие странные слова...